В 2021 году экология окончательно стала темой, от которой региональным властям и нефтегазовому бизнесу нельзя отмахнуться. Крупнейшие покупатели российской нефти анонсируют ввод «зеленых» налогов для неэкологичных предприятий. Президент РФ Владимир Путин в послании Федеральному собранию прозрачно намекает, что штрафы за загрязнение природы вырастут. Между тем в Ханты-Мансийском автономном округе, где добывается 40% российской нефти, в среднем каждые 3 часа 20 минут происходит авария с разливом нефтепродуктов. NEFT установила, кто в этом виноват и что надо сделать, чтобы ситуация наконец изменилась.
Краткое изложение для тех, кто спешит
В ХМАО нефтью затоплена площадь трех Олимпийских парков в Сочи. Каждые 3 часа 20 минут она увеличивается
Нефть добывают в нескольких регионах России, но только в Ханты-Мансийском автономном округе уже семь лет ведут реестр промышленных аварий, который обновляют раз в квартал. Статистику собирает Природнадзор Югры.
Если объединить списки с 2014-го по 2020 год в один, выяснится, что в ХМАО произошло более 18 тыс. разливов нефтепродуктов и подтоварной воды — жидкости, которую выкачивают вместе с нефтью из скважины. Фактически получается, что в Югре каждые 3 часа 20 минут прорывает какую-нибудь промышленную трубу и оттуда что-то льется.
За годы мониторинга нефтяники залили 623 га земли, лесов и болот. Загрязненные участки рассыпаны по разным месторождениям и не выглядят значительно, пока их не суммируешь: получится три Олимпийских парка в Сочи. Если собрать эту жидкость в наиболее популярные на железной дороге 60-тонные цистерны, получится три стандартных состава по 53 вагона.
«Любой, даже маленький разлив — это экологическое преступление, — подчеркивает Василий Яблоков, руководитель климатического направления российского отделения Greenpeace. — Нефть в сыром виде негативно влияет на живые организмы, на растения, есть множество исследований о токсичности всего того, что вытекает из скважин. Разливы, конечно, не покроют весь Ханты-Мансийский округ. Но если мы будем спокойно относиться к тому, что можно без последствий для себя разлить на землю или в водоем даже ведро нефти — рано или поздно мы лишимся всего живого и будем жалеть об этом».
Больше всего нефти разливают дочки «Роснефти». Во всяком случае, официально
Больше всего сообщений о разливах в ХМАО зарегистрировано от ООО «РН-Юганскнефтегаз» — компании, которая обеспечивает 30% всей добычи «Роснефти». 76% всех происшествий в регионе приходятся на долю «Юганскнефтегаза». Соотношение год от года практически не меняется.
На втором месте по аварийности — еще одна дочка «Роснефти», АО «Самотлорнефтегаз». Каждая десятая авария в регионе происходит на его трубопроводах. Предприятие работает на крупнейшем в России и седьмом по запасам в мире месторождении — Самотлорском.
Предприятия, аффилированные с «Роснефтью», занимают всю первую девятку по аварийности. На десятое место прошел «Урайнефтегаз», принадлежащий «Лукойлу», но масштабы его проблем не сопоставимы с соседями: 93 аварии за семь лет, залито 3 га территорий. На долю остальных 28 компаний, виновных в разливах, приходится всего 2,4% прорывов.
Важно отметить, что эту статистику Природнадзору ХМАО поставляют сами нефтяные компании — ведомство ограничено в функциях законодательством и не ищет разливы самостоятельно. Поэтому делать вывод о масштабах загрязнения и отвественных за него мы можем только из статистики, которую нефтяники сдают добровольно. Свой мониторинг ведет федеральный Росприроднадзор, однако ведомство не спешит делиться с обществом результатами проверок так, как это делают в Югре.
«ХМАО, мне кажется, регион номер один в России, а то и в мире по ущербу природе, нанесенному нефтяными компаниями. Это, конечно, связано и с огромными объемами добычи, — отмечает Василий Яблоков. — Если Россия слезет с нефтяной иглы и перестанет в таких объемах выкачивать нефть из недр, то и экологических преступлений такого масштаба больше не будет. К сожалению, я не вижу, чтобы российские компании делали заявления, подобные BP, Shell, Total, что к 2050 году планируют достичь нулевых выбросов. А снижение выбросов невозможно без сокращения добычи. Само собой, речь не про сиюминутный отказ от нефтепродуктов, а постепенный. А оставшийся объем должен добываться по высоким экологическим стандартам».
Нефтепроводы рвутся от старости. Некоторые работают с 1960-х, хотя износ наступает через несколько лет
Природнадзор ХМАО регистрирует разные причины разливов. Изредка продуктопроводы прорывает из-за заводского брака, некачественной сварки или коррозии шва. Чуть чаще проблемы возникают из-за строительных ошибок или внешнего воздействия. Но критическое большинство — 17 тыс. аварий — связано с внутренней коррозией труб
«Нефтяные компании десятилетиями не меняют трубопроводы. Коммуникации используются с советских времен, там дыра на дыре. Это решето, которое постоянно течет, — констатирует Василий Яблоков. — Заменять эти трубы достаточно дорого».
Частично это заявление подтверждает Геннадий Шмаль, глава Союза нефтегазопромышленников России: «Надо разделять: есть инфраструктура, которая относится к транспорту нефти по магистральным трубопроводам, а есть промысловая. Транспортные трубопроводы находится в приличном состоянии за счет того, что каждый год 20–25% систем проходят внутритрубную диагностику.
А вот на промысловых трубопроводах, по разным оценкам, в год происходит около 20 тыс. отказов и порывов. Там достаточно высокий уровень износа труб, его постоянно нужно отслеживать. А кое-где — и сменить трубы, потому что некоторые действуют, считайте, с 1964 года».
Шмаль отмечает, что средний возраст продуктопровода зависит от качества его содержимого. «Когда нефть идет от скважины до пункта сбора, она содержит и водичку, и песочек, которые из скважины поднимаются. Это приводит к ручейковой коррозии. А с ней труба пригодна к работе три-четыре года максимум.
Поэтому надо делать износоустойчивое внутреннее покрытие — или силикатное, или типа стекловидного. Лет 20 назад в Татарстане широко использовали такие трубы, и они держались значительно дольше. Но это достаточно дорого: и работы, и само покрытие. Сейчас появились такие технологии, чтобы хотя бы шов при сварке покрывать этим покрытием. Но чтобы кто-то этим целенаправленно занимался, сказать не могу.
Другой подход — регулярная диагностика. Но на промыслах не запустишь снаряды, потому что трубы узкие. Можно было бы найти другие методы. У нас в России есть, например, компания «Транскор-К», которая может диагностировать трубы методом магнитной томографии. За рубежом они пользуются спросом, а у нас никак не могут утвердить стандарт [работы], потому что чиновники далеки от понимания процессов».
В Greenpeace уверены, что нефтяникам дешевле заплатить штраф, чем чинить трубы. Расчеты NEFT это подтверждают
«В российском законодательстве есть несовершенства, благодаря которым нефтяные компании не мотивированы менять трубопроводы: штрафы крайне низкие. Нефтяникам проще заплатить эти несчастные несколько миллионов рублей для того, чтобы от них отстали, — считает Василий Яблоков. — И это стало уже такой распространенной практикой: они платят эти несколько миллионов, надзорные органы эти миллионы собирают. И в общем-то так все и живут».
В подтверждение этой гипотезы Greenpeace еще в 2016 году выпустил доклад «Цена экологического демпинга в нефтяной отрасли». Авторы исследования проанализировали доходы семи крупнейших нефтяных компаний России с 2006 по 2014 год, а также рентабельность сопоставимых зарубежных компаний — и пришли к выводу, который транслируют до сих пор: российские компании экономят на ремонте труб на месторождениях, а также скрывают реальное количество и объем нефтяных разливов.
Расчеты NEFT подтверждают первый тезис Greenpeace. Если компания допустила порыв, ей, в соответствии со статьями 8.31 и 8.32 КоАП, нужно заплатить штраф в бюджет и ликвидировать последствия аварии. На всю подготовку перед рекультивацией отводится семь месяцев, затем Росприроднадзор и Природнадзор ХМАО подключают прокуратуру и суды.
Ведомства не ведут статистику штрафов, а нефтяные компании не раскрывают конкретных смет, во сколько обошлась ликвидация того или иного разлива. Но порядок затрат рассчитать все же можно благодаря открытым данным, которые публикуют суды, «Роснефть» и прокуратура.
В 2019 году суд обязал «РН-Юганскнефтегаз» возместить причиненный природе ущерб. За разлив площадью 5 га на Южно-Балыкском месторождении компания должна была заплатить 36 млн рублей. Кроме того, штраф за разлив составил не менее 100 тыс. рублей. То есть, суммарно в бюджет компания заплатила 7,3 млн за гектар.
Кроме того, эту территорию необходимо восстановить по решению суда. В 2019 году «Роснефть» разыграла крупную закупку на рекультивацию земель на нескольких месторождениях в ХМАО. За каждый гектар восстановленной территории компания заплатила подрядчику 103,5 тыс. рублей.
В том же 2019 году заменить 1 км трубопровода обошлось «Роснефти» в среднем в 16,6 млн рублей. Диаметр среднестатистической магистрали нам не известен, но из реестра следует, что обычно порыв участка длиной 300 м приводит к разливу на 0,3–0,4 га земли. То есть, километровая трещина условно приведет к загрязнению гектара территории.
Получается, что профилактика разлива площадью в гектар стоит 16,6 млн рублей. Ликвидация же (если не затягивать с восстановлением земель, чтобы не получить дополнительные штрафы) — 7,4 млн. Конечно, это не «несчастные несколько миллионов». Но при существующем законодательстве получается, что предотвратить аварию стоит в два раза дороже, чем исправить ее последствия.
Особняком стоят резонансные аварии, которые несут огромные финансовые риски для бизнеса, отмечает Геннадий Шмаль: «Сейчас все большее внимание уделяется вопросам экологическим. Поэтому компании не заинтересованы в том, чтобы нефть появлялась в почве и воде. Вы же слышали и видели, во что обошлось „Норникелю“ их невнимание к эксплуатации — 140 с лишним миллиардов рублей вбухали. Так это только штрафы, не считая затрат на восстановление всех биологических систем».
Нефтяники неторопливо исправляют экологические проблемы. Стимулом ускориться для них будет модернизация законодательства и ситуация в мире
Замглавы Природнадзора ХМАО Алексей Ковалевский отмечает, что примерно с 2014 года загрязненные земли стали восстанавливать гораздо быстрее. «Если вы посмотрите в статистику, то увидите, что в 2006 году были бешеные масштабы загрязнений — более 7 тыс. га. Сейчас таких земель — чуть более 2 тыс. га. Сегодня я вижу перспективу к тому, что при тех темпах рекультивации, которые мы с компаниями определили (а это порядка 1 тыс. га в год), к 2024 году мы закончим со старыми участками и выйдем на так называемые текущие. Текущими мы называем загрязнения, которые образовались за последние два года: если участок загрязнили 1 января 2020 года, то к 1 января 2022-го он должен быть восстановлен и из реестра исключен».
То, что Югра лучше других регионов работает с разливами, подтверждает и Василий Яблоков: «Экологические проблемы в Ханты-Мансийском округе выявляются достаточно оперативно, процесс налажен, есть положительная судебная практика, компании платят какие-то штрафы. Но, к сожалению, принимаемых мер все еще недостаточно. Я сам там бывал и видел просто гигантские поля, залитые нефтью. Очевидно, что никто штрафы за эти разливы не брал».
Сотрудник Greenpeace уверен, что переломить ситуацию помогут огромные штрафы для компаний: «В прошлом году Росприроднадзор добился штрафа для „Норникеля“ — 145 млрд рублей. Вот это, можно сказать, штраф, который бы мотивировал компанию что-либо делать. Если посмотреть в сумме на объем, то разливов, подобных норильскому, в ХМАО случается довольно много, но за них штрафуют на копейки. Однако то, что делается уже сейчас — хорошая основа для того, чтобы бороться с этим экологическим беспределом».
По всей видимости, такой же логики в ближайшие годы будут придерживаться российские власти. Выступая перед Федеральным собранием 21 апреля, президент России Владимир Путин обозначил новый курс для добывающей промышленности: «Получил прибыль? Прибери за собой». В России сложилась практика, при которой нескольких публичных фраз президента достаточно, чтобы все ветви власти ускорили работу в указанном направлении. Поэтому нет сомнений, что скоро в силу вступит давно анонсированный, но еще не доработанный закон, ужесточающий ответственность за загрязнение окружающей среды.
Хорошим дополнением к строгой экологической политике могло бы стать обновленное федеральное законодательство, считает Геннадий Шмаль: «У нас есть закон о недрах, который обязывает нефтяников следить за разработкой месторождения. Его дополняют поправками, но нам нужна новая редакция этого закона, где все вопросы следует прописать более детально — в том числе, работу с разливами, мониторинг ситуации, контроль состояния трубопроводов. Например, когда этот закон писали 30 лет назад, не было понятия трудноизвлекаемых запасов, не было гидроразрыва пласта, наклонных скважин. А сейчас все это есть, и надо, чтобы это все в законе находило отражение. Но сейчас, честно говоря, людей, которые комплексно занялись бы этим вопросом, нет».
То, что российским нефтяникам необходимо изменить отношение к экологии, показывает и ситуация в мире. Основной покупатель отечественной нефти — Евросоюз — готовится ввести пошлину на сырье, при производстве которого не были соблюдены строгие экологические стандарты. Учитывая жесткую конкуренцию с американскими и арабскими поставщиками, российскому бизнесу необходимо адаптироваться. Так как треть бюджета России связана с нефтегазовым сектором, в реформах заинтересованы и власти, и бизнес. Правда, договориться им будет очень сложно.
