Яна — нефтяник с почти десятилетним стажем. Несколько лет назад она покинула нефтегазовую отрасль, но с 2013 по 2015 год успела поработать на проекте в Ираке. По нашей просьбе Яна рассказала о своих приключениях в стране и вооруженном захвате базы, где она работала.
Как попала в Ирак
В нефтянку я пришла в 2011-м, устроилась в Schlumberger слесарем КИПиА. Два года работала в России, уже стала инженером, а потом на корпоративном сайте прочитала интервью девушки, которая работала в Ираке. У меня в голове сразу загорелась идея тоже попасть туда — с моим-то духом авантюризма!
Я написала героине текста письмо, где спросила, как попасть к ним на работу. Она передала запрос своему отделу по персоналу, а им как раз нужен был инженер-электроник с моими компетенциями. С момента разговора с местным начальством до перевода прошло девять месяцев: меня не очень хотели отпускать. Тем не менее, в 2013 году я все же улетела в Ирак.
Как инженер-электротехник я должна была обслуживать электрику: датчики и разное оборудование для буровых. Не скажу, что тут в самом процессе работы были существенные отличия от России — все делалось по международным стандартам компании. Были какие-то нюансы, но в целом ничего сложного.
Меня очень сильно выручало знание английского языка. Это основной язык компании, и свободное общение на нем сильно упрощало многие моменты — и сам перевод за границу, и работу там.
Особенности работы в пустыне
Конечно, из-за условий, в которых страна жила много лет, уровень развития нефтянки тут пониже. Но и сами условия бурения другие, поэтому сложно сравнивать. Например, в России распространено горизонтальное бурение, поэтому много приборов для ННБ, много твердых пород, оборудование изнашивается быстрее. Это накладывает отпечаток на работу сервиса.
В Ираке скважины короткие, а оборот оборудования большой. Сами буровые близко, в пределах дня пути. Мне кажется, лучше всего отражает ситуацию в нефтянке отношение к экологии.
Если на Аляске и капли нельзя в снег уронить, то здесь я видела целые нефтяные озера в пустыне.
Основная особенность работы в Ираке — это климат. На улице +50 градусов, в цеху — примерно +40, а в лабораториях вообще +25. При этом приходится таскать тяжелые кабели, очищать оборудование, что-то собирать, все это часто на улице, еще и в комбинезоне, каске и прочем.
Попробуйте на такой жаре хотя бы присесть раз десять — сердечко заколотится! Поэтому работали многие так: 15 минут на улице копаешься, а потом минут 10 сидишь и пьешь водичку, пытаешься отдышаться.
Но были и приколы. Конечно, мы жарили яйца на металлических пластинах под солнцем. Прикольно было посмотреть, как на такой жаре сворачивается белок.
Разница культур
Да, сложности в общении поначалу были. Как-то раз я на радостях, что прибор заработал, приобняла коллегу, что стоял рядышком. Не напрыгнула, как в кино показывают, а просто по-дружески, от эмоций. В тот же день большая часть команды перестала со мной общаться. А я даже не поняла, что произошло, но морально стало тяжело работать.
Я рассказала историю коллеге из местных, и она мне объяснила, что я теперь для них якобы легкодоступная женщина. Эта девушка поговорила с ними, объяснила, что у нас современная компания и так вести себя нельзя. Проблема была решена. Но и я сделала выводы.
Потом я несколько раз спрашивала у иракских девушек, как себя вести, каких разговоров и жестов избегать. Для них даже то, что я пританцовываю во время работы, считалось стремлением к распутству. А мы как-то к этому привыкли. Я стала носить максимально закрытую одежду, больше говорить с местными о традициях.
Общение — ключ ко всему. Я старалась быть открытой к новому, чтобы влиться, и в итоге мы подружились. Но все же я вела себя сдержаннее, чтобы было меньше вопросов, взглядов и неудобных ситуаций.
Бунт местных
Одна из моих вахт выпала на местные выборы в районе, где находилось месторождение Северная Румейла. И там возник конфликт, похожий на ситуацию с Курдистаном: часть Ирака захотела отделиться и обрести независимость.
Вроде как, это завязалось из-за нефти. Местным казалось несправедливым, что 80% всего бюджета страны кормит один регион, а на его развитие выделяется мало денег. Поэтому предводитель этих бунтовщиков решил устроить мини-революцию.
Так как компания Schlumberger американская, то и она попала под раздачу. Отношения у местных с зарубежными нефтяниками и бывшими британскими военными, которые часто охраняли нас, были натянутыми. Поэтому толпа иракской молодежи хлынула на нашу базу.
Ее сдали практически без боя, потому что совсем недавно в охрану взяли местных, посчитав, что обстановка в стране стала спокойнее. А те отказались стрелять в соотечественников — люди в толпе вполне могли оказаться их родственниками.
По громкоговорителю вначале объявили, чтобы мы спрятались в убежища, а чуть позже сообщили: «All under control». Я теперь если такую фразу слышу, не верю ни на грамм! Было мне как-то неспокойно на душе, и я вышла из вагончика. И увидела, как мимо пробегает соседка и кричит: «Run, Яна, run!». Так я узнала, что нас захватили.
Многие из погромщиков были на самом деле обычными подростками и решили в борьбе за независимость еще и поживиться. Они начали громить и грабить вагончики, где лежали телефоны, шампуни, дорогие парфюмы. Им даже не так важны были деньги, как хорошие вещи. Кто-то из них отобрал оружие у нашей охраны и угрожал им, кто-то просто похватал палки и инструменты.
Нас повыгоняли из вагончиков и стали делить на верных и неверных. Верные — это те, кто говорил на арабском, имел арабские корни и не связан с американцами. Я попала в группу неверных, так как была в комбинезоне компании и на арабку совсем не похожа. Неверных планировали расстрелять.
Заложница
Я на тот момент вспомнила все уроки по выживанию, и старалась вести себя покорно, не смотреть в глаза захватчикам и не плакать. Чудом вышло так, что дележка остановилась ровно на мне — внимание иракцев отвлекли британские солдаты. Мне удалось под шумок прибиться к кучке знакомых людей и укрыться в одном из вагончиков.
Там мы перебинтовали одного из наших охранников, британца. Его сильно побили. С нами был человек, араб, который нас защищал от местных. Он буквально надавал лещей парням, которые пытались нам навредить.
Через несколько часов прибыла нефтяная и военная полиция, а вечером и лидер местного восстания. Он зашел в офис, куда нас всех согнали, прямо в наш кабинет. Начал что-то эмоционально кричать и показывать прямо на меня. Арабский язык и так достаточно грубый, а иракский диалект — тем более, поэтому у меня в голове его тирада звучала так: «Это она во всем виновата, из-за нее мы всех тут убьем». Было очень страшно.
А местные сотрудницы улыбаются мне и переводят: мол, нельзя, чтобы иностранцы думали, что мы такие плохие, к женщинам нужно относиться с уважением, поэтому никто ничего плохого не должен им сделать здесь.
К десяти вечера прибыла армия, и начались переговоры. Захватчики хотели, чтобы все сотрудники компании покинули Ирак в течение трех дней. Понятное дело, никто не собирался бросать проекты в стране, но тогда компания пошла на фиктивное соглашение, чтобы нас отпустили. Первую ночь мы провели среди пленников, а потом нас эвакуировали.
Но даже на тот момент наши приключения еще не закончились. Мы целый день провели в пустом аэропорту вместе с группой ребят из Baker Hughes, которые тоже попали в плен. Мы рассказывали друг другу свои истории и, видимо, из-за нервов, смеялись над ними до слез. К полудню третьего дня нас отправили в Эмираты. Когда мы, наконец, приземлились, таких искренних аплодисментов после полета я, наверное, никогда не слышала! Уже из ОАЭ нас смогли вывезти по домам.
Многое узнала о людях
Я тогда впервые испытала настоящую панику, когда в глаза темнеют, а страх такой сильный, что сковывает движения: все то, что показывают в кино таких случаях. Я даже чуть не бросила своего начальника, когда ему угрожали оружием. Но взяла себя в руки, не сбежала, чем горжусь. А еще сделала много выводов о поведении людей.
Те, кто больше всех выделывался, в итоге повели себя как трусы, они не сделали ничего. А местный мальчишка-стажер, которому и 20 лет не было, не боялся вести переговоры и вразумлять захватчиков.
Те, кто больше всего хвалился, потом и жаловались больше всех, и винили всех вокруг в случившемся. А те, кто пережил не первое нападение, уже спокойно стояли и просто делали свою работу, вспоминая прошлые приключения: «А помнишь, как в Саудовской Аравии было, когда в нас стреляли? А когда пожар был? Да, страшно было. Что ж, вернемся к работе».
После плена я еще несколько лет стабильно носила с собой экстренный набор в рюкзаке: белье, бутылку воды и что-то съестное. Это давало спокойствие — что бы ни случилось, я готова. И поняла, насколько этот случай сделал меня сильнее. В момент, когда тебя могут реально убить, ты навсегда меняешься, закаляется характер.
Не побоялась вернуться
Через месяц после плена я снова полетела в Ирак и проработала там еще полтора года, пока в 2015-м из-за кризиса в отрасли не начали сокращать экспатов. Меня перевели в Южно-Сахалинск, где я работала еще пять лет. В 2020 году я ушла из отрасли. Сейчас живу в Петербурге и работаю в научно-инженерном центре.
Я скучаю по нефтянке иногда, но вернуться уже не стремлюсь. Для меня теперь важнее семья. Видимо, я наездилась и хочу от этого отойти.
